Дорогие друзья – читатели!
Помните ли вы, что на свете есть такая страна – Монголия? Что вы о ней
знаете? Много ли вы слышали о ней раньше или в последнее время? Уверена, что
немного, а то и вовсе ничего. Делюсь тем, что узнала сама.
Как все началось
Я жила с мужем и маленьким сыном в самом центре столицы на Петровке в
типичной московской коммуналке. Одна комната на троих, куча соседей, очередь
в туалет и ванную, отсутствие горячей воды на кухне – все прелести
московской жизни того времени.
Наверное, в жизни каждого человека наступает такой момент, когда говоришь
себе: Все. Больше не могу. Надо что-то делать. Я начала действовать, нажала
на все возможные рычаги и, к моему собственному удивлению, это сработало.
Мой муж был инженером - конструктором. В связи c его профессией ничего,
кроме МНР (Монгольсклй Народной Республике) нам не светило, но мы были рады
и этому. После того, как были пройдены все бюрократические инстанции, его
оформили в двухгодичную командировку в Монголию.
Евреев в Европу не пускали, но при собеседовании в ЦК у беспартийного Алика
Фельдмана поинтересовались, на всякий случай, а не собирается ли он
драпануть из заграницы на Запад. На что, надо отдать должное моему супругу,
он с удивлением спросил: «Куда? В Китай? На чем? На верблюде - с женой и
5-летним сыном?». На этом инцидент был исчерпан.
По всем раздобытым сведениям, надо было везти с собой все хозяйство, поэтому
путешествие по железной дороге было вызвано необходимостью. По общему мнению
всех знакомых москвичей, мы отправлялись в прошлый век, но молодость и
решимость пожертвовать парой лет для того, чтобы обеспечить хоть материально
подобие человеческого существования, взяли верх, и мы сели в поезд «
Москва-Улан-Батор» в последних числах 1973 года.
Путешествие из Москвы в Улан-Батор
Почти шестисуточное новогоднее путешествие было с одной стороны
однообразным, а с другой - не без драматических событий. Но, смею вас
заверить, ничего напоминавшего известный детективный роман Агаты Кристи,
хоть «экспресс» и следовал в восточном направлении.
В основном я была занята тем, что развлекала малолетнего сына, у которого пропеллер был не как у Карлсона на спине, а немного ниже, и работал, как перпетуум - мобиле.
Некоторую передышку мне давали длительные остановки,
когда сжалившийся надо мной папа забирал нашего отпрыска прогуляться по
перрону и пообщаться с местной публикой.
Когда поезд перевалил за Урал, за окнами стали появляться пейзажи, явно
входившие в полное противоречие с моими представлениями о тайге.
Угрюмые и неприветливые зимние сопки, покрытые редкими елями, выглядели, как
задранные вверх щетинистые подбородки небритых мужчин. Где она, «Угрюм -
река»?!
Транссибирская магистраль, хоть и сослужила свою службу, но все же не
слишком помогла русскому народу. Об этом можно было судить по убогости и
бедности тех мест, которые были видны из окон через 30 лет после войны. Так
что “широкую и ясную” дорогу так и не проложили, и о об этом оставалось лишь
и дальше мечтать...
Один день, правда, подарил нам необыкновенную красоту великого Байкала, а
местные жители порадовали горячей картошкой, припудренной укропом и чесноком
с жареной или копченым омулем, которого они выносили на продажу на перрон к
поезду.
А тем временем, в полупустом спальном вагоне - нашей временной обители -
разыгрывались весьма нестандартные события.
Проводница лет тридцати закрутила любовь с рабочим строительного треста из
соседнего с нами купе. Молодые люди, судя по всему, довольно качественно
проводили время в одном из свободных купе, так как в вагоне их не было видно
в течение 3-х суток, до самой границы. Ее напарник-проводник оказался то ли
стукачом - любителем, то ли отвергнутым прежним любовником. «Яго» донес на
неопытную деву, которая предпочла секс под стук колес выездной карьере, и ее
ссадили с поезда в Улан-Уде под строгим оком начальника поезда и пары
гэб��шников. Бедняге заграница была с тех пор заказана!
Затем один из рабочих выкинул номер, который я запомнила, так как ничего
подобного мне больше никогда не пришлось увидеть. На границе поезд,
естественно, остановился, и в вагон вошли русские пограничники. Они стали
внимательно досматривать каждое купе и проверять документы. Закончив с нами
и не обнаружив никакой крамолы, перешли к соседям. А я в это время вышла в
коридор и воочию наблюдала следующую сцену.
В коридоре появился пограничник с бутылкой водки в руках, которую он изъял у
ребят-работяг из строительного треста. Эта бутылка оказалось лишней, так как
провозить можно было только определенное количество спиртного. Состоялся
весьма напряженный диалог между пограничником и владельцем незаконной
бутылки. На моих глазах владелец, выхватив водку из рук пограничника и
воскликнув: « Да чтобы я, твою ... своими руками!? Да никогда в жизни, б...!
Да я лучше на ..., помру, чтобы вам всем ус... и не жить!!!» - откупорил
сосуд, одним махом вдохнул содержимое и рухнул в свое купе. Из него он вышел
через сутки.
Когда мы, наконец, добрались до Улан-Батора и вышли из вагона, в нос ударил
особый специфический запах смеси бараньего жира и дыма от постоянно
топившихся в юртах очагов.
Нас встретил яркий солнечный свет и майор монгольского КГБ, которого мой
любознательный сын тут же спросил:
- Дядя! А почему у вас у всех такие глаза? Вы что посмотрели на солнце,
зажмурились и так и остались?
И, не дав опомнится бедному служаке, продолжил:
- А на каком языке лают ваши монгольские собаки? На русском или на
монгольском?
А propos
Больше поездом мы не путешествовали, а летали самолетом. И я, к своему
полному ужасу видела место, где находился печально известный
целлюлозно-бумажный комбинат, сбрасывающий свои ядовитые отходы в Байкал.
Против чего в свое время боролся Сергей Герасимов своим знаменитым фильмом
«У озера».
Из окна самолета были видны очертания ядовитых извержений, так как они
окрашивали прозрачные синие воды в мутный темный коричневато - желтый цвет.
Огромное пятно с концентрическими кругами зловещих оттенков, занимавшее 1/4
площади озера, отчетливо просматривалось с борта самолета.
Первый день заграницей
Нас разместили в гостинице – общежитии в малюсеньком номере, где из двери ты
попадал в пятиметровый предбанник-кухню и прямо по курсу в десятиметровую
комнатенку с тремя койками и столом. Родная Петровка выглядела хоромами. Я
серьезно затосковала и не просто так, а со слезами. На следующий день муж
ушел на работу, а я, не распаковывая чемоданов, занялась насущной проблемой,
то есть приготовлением еды. У меня были с собой запасы круп и тушенки.
Сын не давал расслабиться, и времени на страдания и переживания просто не
было.
Он тут же вышел в коридор и через пять минут притащил с собой ватагу ребят -
малолеток, болтавшихся по гостинице. Увидев, что у каждого «беспризорника»
на шее на веревке висит ключ от номера, я стала задавать вопросы и выяснила,
что родители ушли на работу на стройку, и дети на целый день были
предоставлены сами себе. (Общежитие занимали семьи рабочих двух строительных
трестов из России). В мгновение ока были сметены пару ящиков яблок и
апельсин, которые мы прихватили с собой, зная, что в Монголии фрукты -
проблема, тем более зимой.
Вечером супруг, придя с работы, рассказал о том, с чего он начал свою
трудовую деятельность в славном городе Улан-Баторе. Советских специалистов,
живущих в разных районах и работающих в монгольском инженерно-архитектурном
институте, собирал автобус. Командировочные были присланы из всех регионов
СССР. По составу - публика пестрая, разнообразная и довольно многочисленная,
поэтому небольшой автобус был полон мужчин, занимавших не только сидения, но
и стоявших в проходе.
Когда за Аликом захлопнулась дверь автобуса и он поднялся по ступенькам во
внутрь, из толпы вдруг раздался чей-то голос, который громко спросил:
- Эй хлопцы! Хто знаэ, шо там за нового жиденка прислали с Москвы?
Алик, не говоря ни слова, нашел в толпе источник вопроса, взял его за
шкирку, подтащил к двери и громко скомандовал шоферу:
- Стоп! Откройте дверь!
Обалдевший шофер, выполнил команды, и Алик вышвырнул любознательного
инженера из автобуса. На этот акт потребовалось всего две минуты, благо
мускулатуры у моего мужа было предостаточно. После этого он повернулся лицом
к народу и громко объявил:
- Если вы хотите со мной поближе познакомиться то, ради бога – меня зовут
Александр Владимирович Фельдман. Я – инженер - конструктор из Москвы. А если
кто-то в моем присутствии позволит себе нечто подобное, то он будет впредь
ходить на работу пешком.
Выслушала я это все и решила для себя: «А может оно и к лучшему, мне здесь
неуютно. Хорошо, что не распаковала чемоданы». Я их не распаковывала еще три
дня, но к начальству Алика не вызвали и пресловутых «24 часа» высылки на
Родину не присудили. Мы очень удивились тому, что никто из почти 20 человек
не донес в ГКЭС (Государственный комитет по внешним экономическим связям).
Вероятно, сила духа и физическая сила в редких и исключительных случаях
помогала евреям постоять за себя в условиях животного антисемитизма.
Наступили кромешные будни. Я стала искать возможность выбраться из
общежития, и очень скоро обнаружила, что советская власть – самая советская
в мире, а тем более в далекой Монголии.
Доброхоты мне подсказали - нужно просто дать взятку дарге (начальнику),
который занимается распределением квартир для иностранных специалистов.
Последовала нежная беседа с даргой, в течение которой были выяснены его
насущные нужды. Затем звонок в Москву маме, посылка из Москвы,
осчастливленный дарга, и мы, через пару месяцев после приезда, не менее
счастливые - в отдельной двухкомнатной квартире, но без телефона. Такого
вида связь осуществлялась исключительно из одного, в лучшем случае, двух
переговорных пунктов города.
Потом телефонный разговор с папой, который мне сообщил, что военным атташе в
Монголии сейчас работает дядя Саша Баранов – давнишний друг еще по монинской
Военно – воздушной Академии, которого я знала с детства. Встреча в квартире
дяди Саши была очень трогательной - с объятьями, поцелуями и вздохами по
поводу того, «как я выросла».
Выяснив мою «подноготную» дядя Саша пообещал разведать обстановку в
Представительстве ВОЗ (Всемирной организации здравоохранения) и попытаться
пристроить меня туда как вольнонаемную. Денег это обещало намного меньше,
чем если бы я была командирована из Москвы, но игра стоила свеч в любом
случае.
В результате я получила работу, а сын был отправлен в единственный в
Улан-Баторе в то время русский детский сад при ГКЭС.
Жизнь вошла в более или менее нормальную колею.
Работа
Я получила должность Секретаря проекта помощи ВОЗ в организации монгольского
медицинского института. Наш офис находился в здании института, и я имела
возможность общаться с профессурой и преподавателями, с которыми довольно
быстро подружилась, и многие заглядывали в мою комнату в перерывах между
занятиями поболтать.
В мои обязанности входила обычная секретарская деятельность плюс переводы на
английский отчетов консультантов, приезжавших по нашему проекту в
медицинский институт в краткосрочные или долгосрочные командировки.
Моим начальником и управляющим проекта был некто из сибирских медицинских
бюрократов по фамилии Константинов. Он боялся своей собственной тени и
постоянно болтался между мединститутом и штаб-квартирой ВОЗ, выясняя мнение
начальства по всем вопросам. Меня он не слишком жаловал, но смирился,
принимая во внимание мои «высокопоставленные связи».
Тут следует добавить, что в то время в Монголию от ВОЗ направлялись
консультанты из Восточной Европы, знающие русский язык, так как местное
население к 70-м годам, за исключением стариков, почти поголовно говорило
по-русски.
Я, конечно, не помню имен, но среди прочих долгосрочников выделялся венгр –
большой симпатяга. Между нами быстро возникло взаимопонимание, хоть он и был
намного старше меня.
Еще были две польки. Они сразу внушали уважение своими крупными размерами.
Польки курировали медицинский техникум и, хоть и были медсестрами, но, как
это принято в Европе и Америке, имели высшее медицинское образование.
Кроме того, они были «железными леди» по характерам и ухваткам и
осуществляли свои функции решительно и непоколебимо. Приучали молодых
монгольских девушек к понятию гигиены, начиная с личной.
Каждое утро они стояли в дверях техникума, как две «гестаповки». Требовали
показать руки и ногти, задирали юбки или дели (национальная одежда в виде
длинного шелкового халата) и инспектировали нижнее белье. Непрошедших
контроль отправляли домой мыться и переодеваться.
Как бы ни казалось странным, но такое поведение было оправдано и с точки
зрения психологии и с чисто практической медицинской точки зрения, так как
условия жизни и обычаи не слишком располагали к следованию общепринятым
медицинским гигиеническим нормам.
Представителем ВОЗ в Монголии был болгарин – доктор Николай Гаргов.
В его приемной сидела секретарша - монголка, красивая молодая девушка,
окончившая тот же институт, что я – МГПИ иностранных языков имени Мориса
Тореза. Ее звали Сейма, и она была красива особой восточной кукольно -
фарфоровой красотой. (Все монгольские имена произносятся с ударением на
последнем слоге). Возможно - отпрыск высокопоставленного семейства.
Она прекрасно говорила по - русски и по - английски. Сейма была одним из
источников информации. Мне было интересно все, но особенно монгольский язык
– фонетика и письменность, обычаи, история, культура.
В приемной всегда стоял шофер Гаргова, подпирая стенку как Атлант.
Полуприкрытые веки и равнодушная поза вряд ли могли сбить меня с толку.
Средний чин монгольского КГБ, внимательно следил за всем, что происходило в
приемной и за всеми, кто там появлялся. Имени я не помню, но вспоминая его
сейчас и свои ощущения тогда, могу с уверенностью сказать, что он был
немногословен до уровня немоты, но при этом вежлив и мил в обращении.
Особенностью новой работы Алика было то, что ему нужно было все конструкции
рассчитывать на сейсмику. Среди его проектов были и те, которые
разрабатывались и строились на деньги ЮНЕСКО под руководством Цеденбал –
Филатовой, жены главы правительства.
Простая русская партийная бабенка была достаточно хитроумна и смекалиста тем
особым умом, который свойственен русскому народу.
По слухам ее подложили в кровать Цеденбалу в каком-то санатории ЦК. Она
имела официальную должность Представителя ЮНЕСКО в МНР.
Под этим международным знаменем ей удалось сделать много добрых дел для
Монголии. Она строила детские сады и больницы и во всю боролась с косными
привычками и обычаями.
Цеденбал-Филатова организовала строительство и работу теплиц по
круглогодичному выращиванию огурцов и помидоров, так как в Монголии было 360
солнечных дней в году. Не знаю, снабжались ли два других города - Дархан и
Эрдэнэт и аймачные центры (аймак – административная единица) этой
продукцией, но Улан-Батор снабжался. Из-за особенностей климата и культуры в
Монголии не было развито овощеводство.
У партийной дамы был сильный характер, и она держала в ежовых рукавицах весь
центральный аппарат власти. Алик мне рассказывал, как однажды стал невольным
свидетелем такой сцены. Какой-то зарвавшийся министр, вернувшись из
загранпоездки, зашел в ее приемную и имел наглость преподнести Филатовой
подарок в виде босоножек на прозрачной платформе, внутри которой плавали
искусственные рыбки. Госпожа-председательша, вынув китч из коробки, гневно
сверкнула очами и со словами: «Ты что, обалдел?! Что я тебе шавка уличная?!
Я свои наряды заказываю в Париже!», - швырнула «подарок» в лицо,
подобострастно кланяющемуся и пятящемуся к двери очумевшему от ужаса
министру.
Марина Прозорова
(США, Мэриленд)
Об авторе и другие произведения Марины Прозоровой
Отзывы и комментарии направляйте на адрес редакции
Опубликовано в женском журнале Russian Woman Journal www.russianwomanjournal.com - 3 Декабря 2010
Рубрика: Романтика и воспоминания
Уважаемые Гости Журнала!
Присылайте свои письма, отзывы, вопросы, и пожелания по адресу
lana@russianwomanjournal.com
Russian Woman Journal is owned and operated by The Legal Firm Ltd.
Company
registration number 5324609